Призраки


Таймыр 1990 г.

Когда мы вылетали из Хатанги в исток Котуйкана, геологи Полярной ГРЭ указали нам на карте место, где находилась их камералка, оставшаяся от давней экспедиции.

Мы пометили это место. Выслушали весьма неправдоподобную историю. И забыли о ней.

И вот, измотанные частыми порогами и бешеным течением в каньонах Анабарского плато, мы решили остановиться на ночлег.

Можно было еще проплыть несколько километров. Но замеченная камералка на правом берегу и бурный порожистый перекат впереди - пришпилили флотилию напротив избушки. В тесной камералке ворох бумаг: списки рабочих, геологов. Страницы дневника, походная утварь. И все это разбросано, словно хозяева покидали избушку в спешке. А вот и площадка, с которой геологов забрал вертолет. И тут те же признаки поспешного бегства.

Рассказ-предупреждение геологов в Хатанге я записал тогда, на аэродроме; товарищи мои, очевидно, о нем и забыли.

А рассказ этот сводился к тому, что в этом месте Котуйкана, напротив камералки, они встретились с неведомым. Стоило им углубиться в ущелье, как неведомая сила останавливала их. Они, словно теряли сознание, и каждый раз оказывались в начале ущелья, хотя до этого успели углубиться в распадок на сотню метров.

И так было каждый раз, и с каждым из рассказчиков.

Вечер был оранжевым. Голубели тени в ущельях, гудел Котуйкан, мошкара исчезла. И страхи геологов мне показались лихой выдумкой.

На левом берегу нашлась пологая отмель. И на ней можно было развести костер. А палатки мы установили выше, на самом гребне крутого обрыва, ограниченного с двух сторон узкими ущельями, по которым лениво струились ручьи с необыкновенно прозрачной водой. Русла ручьев были выложены... чистым сахарным мрамором! Такого мы не встречали на всем двухсоткилометровом сплаве по реке.

Мой капитан Саша Егоров затащил рюкзаки на плато, поставил палатку, велел мне отдыхать и готовить экспромты - стихи для кострового пиршества. А сам, как всегда, ушел на фотосъемки. Уж больно красочным и величавым было место стоянки!

Прошло минут двадцать, как в палатку влез Саша. Не снимая с шеи ремни фотокамеры, он упал на спальник и зашептал:

- Макарыч! Что-то у меня с головой... Вошел в ущелье, стал снимать ручей... Какое у него изумительное ложе! Потом пошел вперед. И увидел... Не поверишь, Макарыч... Увидел в базальтовых «трубах», вертикально отпечатанный полуцилиндр. Ну, словно тут раскаленная ракета стояла и расплавила эти, тверже алмаза, базальты.… Стал искать ракурс. Выбирать освещение... А за скалой с отпечатком - синяя мгла. Кругом солнце, а там - мгла. Не поверил, углубился в синеву... Он перевел дыхание.

- И тут, какой-то туман нашел на меня. Ничего не вижу и не соображаю... - Саша тяжело дышал, я вглядывался в просвет входа в палатку... Замолчал...

- Что же дальше, Саша? - Стараясь быть серьезным, спросил я.

- А дальше, Макарыч, да ты не поверишь! Дальше… Я очнулся на краю соседнего ущелья. Это метров за двести от того места. Подо мною сверкал другой ручей. И в стороне его истока я увидел такую же, как в ТОМ месте сизую мглу. А солнце все еще освещало горы. ...Вот такая фигня...

Санин рассказ был искренним, и я поверил. Но Саша и не ждал этого. Он снял фотокамеру и с грохотом спустился с плато на отмель.

Я вылез из палатки. Было еще светло, как бывает вечером на Севере. Внизу горел костер, слышалось бряканье мисок, смех ребят. Все было обыденным. И я решил пройти путем очарованного странника.

Фотоаппарат - на грудь. Лямки – на шею. И вот я стою у входа в таинственное ущелье. Ручей серебрился по мраморному ложу. Свет незаходящего солнца проникал далеко вглубь теснины. И там, впереди, метрах в ста, стояла - сизая мгла. А может быть это и не мгла, а просто поворот.… И за поворотом я снова увижу оранжевый свет незаходящего светила... Иду вдоль ручья. Горячее дыхание нагретых камней. Все мирно и безмятежно... А вот и странный отпечаток какого-то тела на несокрушимых базальтах. Действительно похоже на то, что у скалы стояло раскаленное цилиндрическое тело! Ведь не смогло же солнце так растопить «трубы органа» столбы базальтов! Надо снять. Решил, что сделаю это на обратном пути. А пока - вперед!

Прошел десяток шагов. А поворота ущелья нет! Поворота нет, а мгла сгущается! Мгла давит холодом, который леденит не лицо, а все мое нутро! Ладно! Пустяки! Не замерзну!

Сознание мое затуманилось. Дрожь пробежала по всему телу. Что-то невидимое, зыбкое и зловещее, остановило меня...

Сколько мгновений, секунд или минут прошло - не помню... В затуманенные глаза брызнул яркий свет солнца. Повеяло теплом. Гул переката оглушил меня. Где я? Ведь река от того места, где меня остановило неведомое, было далеко!

Мутнея, пелена упала с моих глаз, сознание прояснилось. Не может быть! Я стою в начале ущелья. Вот и плитка прозрачного камня, которую я вытащил со дна ручья, чтобы взять не обратном пути с собой.

Так был ли я в ущелье или - не был. И видел ли я вмятину, и погружался ли в сизый туман?

Вышел озадаченный на отмель. Побрел к костру. И с каждым моим шагом произошедшее исчезало из моей памяти.

Туман вился над рыжим пламенем костра. Сырая отмель дышала холодом, и потому все жались к костерку. Меня встретили возгласами: «Выспался, поэт? А стихи имениннику состряпал?»

Стихи были. Оставалось приделать конец. Я раскрыл блокнот...

И загадочное ущелье Призраков встало передо мной. И я отразил, как говорят критики, это событие.

Именинник, командор Женя Михеев, кратко подвел итоги: сколько пройдено, где находимся, что предстоит завтра... Загремели кружки со спиртом. Пламя костра осветило загорелые лица моих ребят. Егоров был не весел. И смотрел на меня вопросительно. Ладно, Саша, подумал я, не буду рассказывать о твоем происшествии. Поговорим в палатке.

Зарыдала гитара Гордеева. Взлетели к сумрачному небу походные песни.

- Макарыч,- обняв меня, спросил Женя. - О каком чудище ты упомянул? Байки геологов вспомнил?

Меня так и подмывало рассказать практичному командору о призраках в ущелье, но я сдержался: поймет ли он и ребята?

И я напомнил ему о походе по Ватыльке.

Это было в 1981-м году. Тогда наша экспедиция пробивалась сквозь заросли этой таежной реки Западной Сибири. Я плыл с Питером Бакутом, давним другом моим, расчетчиком Географического центра СССР, немного флегматичным и очень вежливым человеком.

В районе Центра СССР мы были несколько раз. И вот, на очередном отчете в Московском филиале Географического общества ко мне подошли два парня. Они, как выяснилось в разговоре, были сторонниками теории ПСИ-энергии Земли. Парни утверждали, что в изломах земной коры происходит излучение энергии, действующей на психику всего живого, в том числе и человека. Энергия эта бывает положительной - тогда разрушенные города возводятся на том же месте, где раньше было поселение. Примеры: Варшава, Москва. А, если эта ПСИ-энергия враждебна, то поселки, города остаются безлюдными, хотя их не постигла та или иная катастрофа. Примеры: многие поселки Севера, выстроенные для разработчиков недр. Запасы руд есть, а люди покидают поселки.

Да, я встречал такие поселения. Все цело - и строения, и шахты. А люди ушли...

- К чему вы клоните, ребята! - Спросил я «открывателей идеи».

И они показали мне на карте нашего следующего маршрута по Западной Сибири место, где мы встретим излучение враждебной ПСИ-энергии. Это была Ватылька.

Я запомнил. И вот в августе 1981-го мы плывем по Ватыльке. Пробираясь сквозь завалы и заросли, мы не унывали: не такое видели на Покольке и других реках района Центра СССР. И я не считал эти препятствия делом враждебной ПСИ-энергии...

Но вот, в солнечный, тихий вечер мы с Питером выплыли из зарослей. Вокруг расстилалась бугристая тундра. Серо-зеленая с кровавыми пятнами кустов кипрея.

Свежий ветер, голубое, в закатном пожаре небо - ничто не предвещало тревоги.

Я - матрос. Мое место на носу, впереди моего капитана. Толстенная ель как мост, перегородила реку. Под ее желтыми засохшими ветвями разглядел «окно». Нагибаюсь, раздвигаю сучья. Питер заботливо советует положить весло в лодку и осторожно подтягивать байдарку в «окно». Я отвечаю ему шуткой: «турист на пузе проползет и ничего с ним не случится!».

Вот я прополз под упавшей елью. Распрямился. Вздохнул. И... холод тревоги обжег все мое существо. Мне показалось, что Питер нарочно не подгребает, а лодку стало кренить. Я закричал возмущенно. Но Питер, там, за бревном добродушно ответил, что все в порядке, он подгребает. Да, действительно, лодка медленно выплывала из-под бревна.

Но почему во мне кипела злоба? Вот и Питер преодолел препятствие. Лицо его было веселым. Но тут же улыбка сменилась гримасой раздражения. Он стал править к брегу, хотя можно было плыть дальше. Река поворачивала, и там могло быть удобнее остановиться. А брег, к которому правил мой всегда вежливый капитан, 6ыл заболочен, завален искривленными мертвыми деревьями. К тому же огромный холм - вспучивание вечной мерзлоты - был зловещ.

Мы все же причалили рядом с упавшей через реку елью. Разгорелся спор. И я не узнавал моего верного друга. Он был так взбешен, словно я сделал ему пакость.

Между тем остальные лодки приближались к упавшей ели. Слышались шутки, бодрые команды. Но вот, из-под бревна прорезалась голова матроса. И тут же он разразился бранью. Вылезший из-под бревна капитан тоже стал кричать...

Когда все экипажи вышли на топкий берег, скандал усилился. Что-то незримое, враждебное окружало нас. Оно лишило всех привычного дружелюбия, рассудительности.

Кое-как сварганили ужин. И, забыв про песни и душевные разговоры, разбрелись по палаткам... Ночь была тревожной. Казалось нам, что кто-то большой и тяжелый ходит по лагерю. Чудилось, что ОН гремит невымытыми мисками...

Утро не рассеяло нашу враждебность. Да и окружающее не располагало к этому: купол вспученной мерзлоты напоминал могильный курган. Кровавые кусты кипрея угнетали. Корявые кочки колыхались под ногами, мешая собирать пожитки.

Наскоро приготовили чай. В спешке проглотили бутерброды. И поспешно спустили лодки в реку. Выплыли в траурном молчании за поворот...

Вышли. Нет! Попали в мир иной! Берега радовали глаз. Души наши очистились от вражды и тревоги! Весело замелькали весла. Раздались неспетые вчера песни.

Беспечно проплыли до вечера. Хотя снова реку перегораживали бревна. И снова приходилось подлезать под них. И никто не раздражался. Всем было хорошо и спокойно.

Отмечая пройденный путь, мы с Питером пометили ТУ стоянку. И он предположил, что мерзлотный купол был курганом над Золотой Бабой древних селькупов. И дух Бабы изгонял нас оттуда.

А я вспомнил слова сторонников ПСИ-энергии. И, раскрыв блокнот с описанием маршрута, нашел координаты разлома земной коры. И все понял...

И вот, на Таймыре, мы снова встретились с Призраками. Была ли это ПСИ-анергия, враждебная человеку, или вмятина в базальтах говорила об ином. Об инопланетянах, поселившихся на нашей планете...

- Я вспоминаю, - выслушав меня, сказал Михеев. - Тогда, на Ватыльке, мне, действительно пришлось матюгнуться. Все какие-то психованные, а ночь надвигалась. Так ты об этом «стиханул»?

Мне не хотелось говорить об ущелье, из которого клубами вытекал сизый туман. Я напомнил командору о Путоранах – «соседнем» плато Таймыра. Там, в головокружительных каньонах ревел Аян, а над ним возвышались плоские, голые просторы плато. На это плато взобрался наш кинооператор Дудолин. Забрался на «минутку», чтобы сделать потрясающую панораму. «Минутка» обернулась сутками. Игорь блуждал по плато весь вечер, все следующее утро. И лишь к концу второго дня нашел наш лагерь.

До сих пор сжимается мое сердце, когда я слышу его печальный рассказ: «Сделал круговую панораму и хотел спускаться. И тут неведомая сила заманила меня от реки. Шел и шел, как околдованный. Дикая красота плато манила, звала в даль. Только начавшийся дождь отрезвил меня»...

Михеев вздохнул: «Да, Макарыч. Помню. Искали Игоря долго. Сами чуть не попали под камнепад при подъеме на плато... Ты потом говорил, что на этом плато остались духи древнего мира. Какая-то злая энергия молодой Земли... ПСИ - называл ты ее. И на Ватыльке, выходит, было тоже самое»...

Комментарии

Популярные

Открытие Географического центра Российской Федерации

Золотой цветок России

Первая Колымская геологоразведочная экспедиция