Открытие Географического центра Российской Федерации
Июнь-август 1992 г. Эвенкия
Озеро Виви. Красноярский край.
Москва – п. Тура - оз. Виви - п. Тура - Москва
ОБОСНОВАНИЕ ТОЧНОСТИ ПОДСЧЕТА И ВЫБОРА ШАГА РАСЧЕТА
Граничные точки снимались с топографической карта масштаба 1:2500000, что позволяет определить координаты граничных точек с точностью до 250 метров или 0.0025 градуса. Такая точность определения граничных точек вполне достаточна т.к. граничные точки составляют 5% от общего количества точек принимаемых в подсчет, следовательно, точность подсчета по данным снятым с топокарты масштаба 1:2500000 составляет 12.5 метра. При применении шага расчета 0.5 градуса наибольшее отклонение от истинных координат составит 25 километров, что приведет к точности подсчета в 1250 метров (всего в подсчете участвует 17276 точек из них пограничных 850). Такая точность подсчета, принимая во внимание символический смысл точки центра территории, вполне приемлема.
ПОНЯТИЕ О ГЕОГРАФИЧЕСКОМ ЦЕНТРЕ СУХОПУТНОЙ ТЕРРИТОРИИ
Под географическим центром сухопутной территории региона понимается центр тяжести сколь угодно сложной фигуры в границах сухопутной территории данного региона. Следовательно, границами региона являются сухопутные границы и береговая линия морей и океанов, а также губ и эстуариев крупных водотоков. Острова, вводящие в территорию региона, учитываются как части территории, если они занимают более 0,5 шага расчета, и не учитывается, если менее 0,5 с учётом кривизны поверхности.
С топографической карты сняты граничные точки территории станы и сведены в таблицу № 2 По таблице №2 данные вводились в матрицу, отдельно для каждого сегмента и результата сводились в таблицу №3, которая также в автоматическом режиме рассчитывала центр территории, как средневзвешенное на площадь сегмента точка, по долготе и широте.
Расчеты проверялись путем расчета по данной методике с шагом в 1.0 градус дважды, со сдвигом в 0.5 градуса. Результаты расчетов нанесены на топографическую карту масштаба 1:2500000, причем все три точки попали в один район с отклонением в 10 - 15 км, что подтверждает принципиальную правильность расчетов и отсутствие математической ошибки при подсчетах. Вторым способом проверки является расчет по аналогичной методике по секторам ограниченным параллелями с шагом в 30’, (матрицы приведены в таблицах 4 и 5). Полученная в результате расчетов точка отстоит от принятой на 47 км к СЗ. Еще одним доказательством правильности проведенных расчетов является сравнение полученных в результате обработки данных площадей сухопутной территории Российской федерации по основному расчету - 8439186 кв. км.
по проверочным соответственно - 8443909 кв. км.
8434691 кв. км.
8437465 кв. км.
Отклонения от основного расчета составляют соответственно:
0,05597%
0,05326%
0,02039%
ПОДГОТОВКА к открытию Центра России шла полным ходом и по многим направлениям. Почти каждый месяц собирались ветераны НСЭ. И каждый охотно брался выполнить посильное ему поручение.Главное было:
- Получить координаты Центра, утвержденные Главным управлением по геодезии и картографии при Совете Министров. Который в 1974 году «зарубил» идею Центра СССР на том основании, что начальник ГУГКа – генерал-майор Кутузов не был включен в число расчетчиков, хотя координаты Центра СССР, определенные профессором Бакутом, были утверждены Отделом самого Управления. Сейчас, весной 1992-го, Кутузова уже не было, и поэтому новый состав ГУГКа без проволочек утвердил расчеты. Новый, по счету третий, Центр многострадальной Руси «упал» на юго-восточный берег озера Виви. Это - Эвенкия, Красноярский край.
Дело было за Обелиском.
Когда мы открыли Центр СССР /1974 г./ в нюне, ЦНИИ «Дельфин», оборонное предприятие, уже изготовило титановый Обелиск и мы уже намеривались установить его в истоках реки Покольки, правого притока великой реки Западной Сибири - Таза. Но обиженный Кутузов сделал все, чтобы Обелиск не был установлен, а сама идея была погребена под раскатистые громы обличений: дилетанты взялись не за своё дело; точка Центра СССР может стать предлогом для международных осложнений - пересмотр границ Советского Союза, так - как, по мнению Кутузова, Китай сможет обнаружить, что мы присвоили часть его земли, а США захотят претендовать не арктический сектор Северного Ледовитого океана.
Начальник пограничных войск Матросов не был согласен с этими опасениями Кутузова, но тот закрутил враждебный вихрь, и тот захватил Административный отдел ЦК КПСС. Там, осторожничая, стали тормозить. А наш шеф по прессе в ВЦСПС мадам Землянникова запретила все публикации о Центре, приказала сделать выдирку из уже отпечатанного тиража журнала «ТУРИСТ», а это 400.000 экз.!В результате установка готового Обелиска не состоялась. В расчетной точке остался временный знак - увеличенный заначек «Туриста» - перо журналиста, трансформированное в походную палатку. А цензура на долгие 10 лет запретила упоминать не только о Центре СССР, но и вообще вычеркивала слово «Центр» из географических материалов. Лишь «Московский комсомолец», в 1981 году осмелился рассказать об открытии злополучного Центра / «Цель - Центр!» В.Кравченко/.
Итак, первое препятствие – транспорт - было успешно взято! Второе - утверждение координат Географического Центра Россия - преодолено! Оставалось, не менее важное, - создать сам Обелиск, достойный великой Идеи.
Макет Обелиска «Центр СССР» был создан моим давним другом по туризму - геологом, сотрудником Геологоразведочного ин-та им. С. Орджоникидзе - Александром Жаданом. ЦНИИ «Дельфин», где в то время был Директором Олег Васильевич Кищенков, мы с ним вместе служили после войны в Польше, - быстро и добротно создал титановое чудо, о судьбе которого я уже рассказал. Когда, в 1983 году, в канун 150-летия со дня рождения Д.И. Менделеева, мы решили /наша НСЭ/ зафиксировать на местности «Центр поверхности Российской империи», рассчитанный в 1906 году Д.И. Менделеевым, Обелиск был изготовлен /граверные работы/ на том же «Дельфине» - по моему проекту /чеканка О. Кузьмина/. Это была колонна; увенчанная уменьшенной копией кораблика с Адмиралтейства в Ленинграде. Надо было бы увенчать мощную колонну - символ: державности /В.Баженов/ двуглавым орлом, но...
Даже родное Географическое общество не осмелилось признать поставленный все же Обелиск, за символ Российской империи. Пришлось заменить Орла - корабликом как символом Петербурга, где жил и работая русский гений. На сборах НСЭ решался вопрос о Памятном Знаке в Центре новой России. Было много проектов, в том числе и мой. Я думал, что колонна, поставленная в Центре Российской империи, может, как связь времен, перекочевать в Центр новой России. Но тут вновь блеснул своим талантом мой Саша Жадан. Его проект - ЗОЛОТОЙ ЦВЕТОК России - был единодушно принят! Как всегда, я обратился в родной Центральный научно-исследовательский ин-т «Дельфин». Сколько Памятных досок он выполнял для нас с той поры, когда был созван, так и не увидевший сибирских просторов, Обелиск «Центр СССР»! Но такого сложного заказа ЦНИИ еще не получал. Метрового Орла можно было сделать и даже анодировать под золото. Но информационные доски – «лепестки»! И по размерам - более метра высотой - и по граверным работам - множество текста, филигранные канавки и, самое трупное,- изгибы «лепестков» - требовалось истинное мастерство и специальное оборудование...
Что всё же решило дело? В смысле оплаты / а нам всегда мелкие работы – Доски - делали безвозмездно/ помогло письмо Комиссии по культуре Верховного Совета. Его охотно подписал за гордого Ф.Д. Поленова Михайлов. Директору ЦНИИ Богомолову можно было списать расходы под это письмо «с верха». Но, главное, я думаю, было чувство сопричастности рабочих и инженеров «Дельфина» к большому патриотическому делу.
В то время на заводе Нестандартного оборудования /Москва/ главным инженером работал ветеран НСЭ - Александр Егоров. Он-то взялся изготовить «стебель» Золотого цветка России. Три компонента экспедиции: транспорт, координаты и Обелиск были налицо.
Оставалось, как мне казалось, самое простое: набрать людей. Но... Чем ближе мы были к цели, тем с меньшим интересом относились ветераны НСЭ к предстоящему походу. Страстных байдарочников, а их было большинство, не устраивало «сидение на месте», так как все время ушло бы на постройку Обелиска и на приём многочисленных делегаций. По сему, вариант после установки Обелиска на озере Виви - проплыть от него по реке Виви до Нижней Тунгуске, затем по ней /против течения, или на попутной водном транспорте/ до Туры - явно не укладывался в сроки наших отпусков. К тому же нам теперь нужны были не столько опытные водники, а строители, не дилетанты, а профессионалы.
И я вынужден был на время расстаться с моими давними сопоходниками. Не со всеми, но с большинством.
Из «стариков» на Центр Россия пошли: Михеев Женя, несменяемый командор многих сложных походов: он был мастак и в строительном деле. Хрулев Игорь, кинооператор, геолог, охотник до рукоделия. Он вместе с Володей Фроловым, геолог, «шишка» в аппарате ПГО «Центргеологии» тоже ветеран НСЗ, должны были соорудить Святой Крест в ознаменование 600-летия со дня смерти Сергия Радонежского, собирателя Руси. Родин Юра, опытнейший завхоз всех походов, согласился быть и подручным на строительстве. И, конечно, автор проекта Обелиска - Саша Жадан; нал костровой гитарист - соловей. По его просьбе мы взяли на Виви его дочь - школьницу Любу, присвоив девочке титулы «художника и ботаника». А во время открытия Обелиска Люба стала Символом Молодой России.
Анатолия Одинца не очень манил сплав по реке Виви, и поэтому он охотно ловил своих подопытных - кровососущих, собирая материал для докторской диссертации; спустя несколько лет он стал Доктором биологических наук, в чем, несомненно, ему помогли отловы мошек на прежних маршрутах и на Центре России.
Дима Гордеев, майор МВД и наш второй менестрель согласился быть рабочим на установке Обелиска. В той же роли выступал - строил и пел Женя Гринюк.
Новичками были: опытный строитель - профессионал Александр Баранов. Корреспондент «Радио России» Дима Матюшин. Врач. Толя Соболев, хирург Валерий Савкин и сын начальника цеха, где делали гравировку и изготовление «лепестков» и Орла – молодой задира Костя Бабин. Всего - 15 человек, включая и меня, еще не оправившегося от инфаркта и смерти жены.
Золотой цветок России был спроектирован с учетом прежних Обелисков. Он должен был фиксировать расчетную точку координат; поэтому нужен был шпиль, устремленный в небо. Таким шпилем и стал «стебель цветка» - четырехгранный, сходящийся к Орлу иглой.
Этого не было на «Парусе - пламени огня» - неустановленном Обелиске Центре СССР. И мы это исправили.
НАРОД И АРМИЯ - ЕДИНЫ?!
Будучи в Ташкенте на ревизии газеты «Физкультурник Узбекистана», я обратил внимание на транспарант с поразившими меня словами: «Народ и армия – едины». Мне казалось тогда, что это само собой подразумевается. Как 2х2=4. Но полет наш на военном транспортном самолете Минобороны поставил под сомнение эту аксиому.
19 августа мы, наконец - то, вылетели с аэродрома «Чкаловский» в Эвенкию. Нас провожал, в парадной форме полковника, наш куратор и активный помощник Вадим Михайлович Авдеев. Лишь к вечеру /диспетчер занимался истребителями, а мы – «хозяйственный транспорт» - его не волновали/ мы взяли курс на Челябинск.
В сумерках, после яростных радио переговоров экипажа самолета с гражданским аэропортом Кольцово, нас приняли. Но... в заправке отказали! Ссылаясь на то, что армейские машины - борта они не обязаны обслуживать. Надо подождать... Чего ждать?! Пилоты наши, поверив в наше «государственное дело», настаивали. Но штатский диспетчер указывал на сидевших у диспетчерской пилотов других бортов. Среди них был и командир великана «Антея». Вот они ждут, а вы куда же? Чувствуя приступ стенокардии, я плелся с командиром нашего борта к несговорчивому штатскому. Помог телефон Минобороны. Надменный голос дежурного генерала произнес: «Да мы в курсе полета вашего борта, но вы же арбузы везете. Коммерческий, так сказать рейс... Ждите...»
Откуда у меня взялся командирский пыл?! «Рейс выполняется по личному приказу Грачева. И у нас особое задание Верховного Совета... Географический Центр России. Открытие должно быть точно 21-го августа. Ни днём позже! Мы не успеем - построить Обелиск! Дайте команду!».
Штатский диспетчер как - то уменьшился в размерах, слушая мою гневную отповедь. Мы вышли с командиром борта из комнаты диспетчера и уселись на длинную скамейку, где уныло, как хоккеисты, удаленные с поля, сидели другие командиры самолетов. Они сочувственно и с усмешкой смотрели на нас... Но, вот выбежал взволнованный диспетчер: «Ан-26! Борт 46824! Капитан Лохонов! Срочно на заправку. Вылет через полчаса!»
«Штрафники» - командиры других задержанных самолетов - вскочили. Загалдели. И с искренним восхищением проводили меня и капитана.
Ночь мы провели на военном аэродроме. Да, народ и армия – едины! Как сказать!
Экипаж АН-26 ночевал в самолете. Экспедицию радушно принял батальон аэродромного обслуживания. В казарме солдаты охотно слушали наши рассказы о путешествиях по стране. Полет к Центру России одобрили дружными аплодисментами. После отбоя местные поэты читали мне свои стихи: о службе, о тоске по дому, о жажде дембеля. Все это напоминало мне те далекие годы, когда я, лейтенант, так же читал свои вирши в военной газете...
Утром весь батальон провожал нас к самолету, надеясь помахать нам вслед. Но... Свои, военные диспетчера, не давали ни заправки, ни «добро» на вылет: мы - не в графике... Что делать? Завтра мы должны быть в Туре, а 21-го открывать Обелиск. Уныло поплелись на почтамт - давать телеграмму Министру обороны. Летчики позвонили в штаб Уральского Военного Округа. Там обещали разобраться. День был в разгаре, мы скитались возле, ставшего родным домом, АН-26. Пилоты то и дело навещали диспетчерскую. Глухо! Надо сказать, что вся экспедиция была одета в голубые куртки с золотыми пуговицами и эмблемами «Центр России». Вот поэтому нас заметил коренастый генерал в пятнистом камуфляже. Его адъютант, рослый чернявый капитан, подошел ко мне, спросил - кто и что? Узнав, что я - начальник той самой экспедиции, о которой в штаб звонили из Москвы, подвел меня к генералу. Я представился. Вручил генералу нашу брошюрку о Центре России. Генерал внимательно прочитал, веско кинул адъютанту: «Зайди к диспетчерам. Уладь. Это наши люди!»
Пока капитан улаживал дело, мы разговорились. Я вспомнил, как в 1947-м меня принял маршал Жуков, тогда он командовал Уральским ВО, и помог мне демобилизоваться. Генерал сказал вполне серьезно: «Мы, уральцы, не бюрократы. Сделаем по - жуковски. Вылет будет! Готовьтесь, товарищ лейтенант...» На радостях я написал на брошюре экспромт:
Ей чужда спесь, чужда надменность.
И этим Русь была веками хороша,
что сохранила долгу воинскому верность.
Здесь человечность Жукова живет.
Благословляет нас она
дня Родины в полет!
Генерал осторожно сложил листок. Неожиданно обнял меня за плечи: «Лети! С Богом!» Всё было улажено, но наши пилоты решили вылетать на Туру с рассветом, чтобы приземлиться в Туре утром. На Востоке едва забрезжила заря, АН-26 лег не курс. Командир борта Лохонов пригласил меня в кабину. Летчики пожали мне руку, что-то говорили. Но шум моторов заглушал их слова.
Я благодарно приложил руку к походной кепке. Капитан похлопал меня по плечу.
Самолет наш был не совсем приспособлен для перевозки на дальние расстояния людей. Вместо кресел - железные, скользкие сидения. Туалет был только для экипажа, кухня – закуток - тоже. Мы закусывали всухомятку, оправляли свои малые естественные потребности прями в отверстие трубы, выходящей наружу на полу салона. Но мы - летели! И с нами летело имущество: «стебель» и «лепестки Обелиска»; палатки, спальники, внушительные запасы продовольствия и разнообразные сувениры. Мы летели!
Я смотрел в иллюминатор. Под ярким солнцем, сквозь дымку облаков ширилась упоительная картина Урала: холмы, леса, серебряные нитки рек. Мелькали кубики домов, сверкала паутина железной дороги.
Капитан подсел ко мне. Здесь, в салоне, можно было разговаривать. И я снова рассказывал о войне. О Варшаве, Кенигсберге, о психической атаке ненецких морских пехотинцев. О ранении. О госпиталях. О том, как меня, бывшего студента - геолога, своей непреклонной властью демобилизовал сам маршал Жуков. Лохонов слушал почтительно, как сын слушает любимого отца. В маленькой каюте сидел и, не отрываясь, читал толстый детектив, надменный майор. Весь перелет от Москвы он не брался за штурвал. Зачем же он летит? Лохонов пояснил: «Майору не хватает летных часов. Вот он и набирает их... Боюсь одного. Хочет майор сам посадить борт в Туре. А там взлетно-посадочная полоса очень короткая. Сумеет ли он погасить скорость?! Вопрос!» Долго летели над разливами Енисея. Казалось, тень от нашего борта навечно приклеилась к сверкающему серебру реки. Но вот за змеилась бурная река. Нижняя Тунгуска!
Это написал мне при подлете к Туре мой капитан, философ в мундире летчика. Я ответил ему тут же:
Российский офицер, тем более - пилот,
всегда был славен живостью ума.
Как Чаадаев - мудрости оплот,
как Лермонтов - поэзия сама!
И не нарушил на Руси законов -
Философом, поэтом
стал пилот Лохонов!
Аэродром Горный прилепился на плоскости холма, возвышавшегося над Турой. За штурвал сел майор! Побежала, короткая полоса. Она, действительно, была очень короткой! Самолет коснулся бетона, но скорость его была еще большой. На нас надвигалась стена из серых строений! Метры до неё! Майор дает обратный газ. Борт задирает нос! Стена всё ближе! Мелькнули фигуры встречавших. Они растерянно махали руками, словно стараясь остановить самолет... И он замер, дрожа, у самых строений! Хорош пилот, майор, читатель детективов!
Нас встречало всё начальство Эвенкийского Автономного Округа: Председатель Окружкома Чепалов Василий Ефремович, глава Администрации А. О. - Якимов Анатолий Михайлович, народный депутат Увачан Владимир Васильевич и начальник Управления культуры А. О. - Жук Иосиф Павлович.
По крутому серпантину пыльной дороги мы помчались в Туру. Летчики были с нами. Лишь майор остался на аэродроме с местным диспетчером. И самолет, застивший в нескольких шагах от... туалета и сарая.
По дороге к Туре Чепалов наметил план: - сегодня, 20-го августа, руководство экспедиции ждут в Окружкоме. Сегодня же, часть группы – строители - отбывают на озеро Виви. Размещение - в гостинице турбюро «Эвенкия» Питание - в ресторане или можно самим готовить на улице. Официальное открытие Обелиска - 28-го. Будут важные гости!
Гостиницей оказался двухэтажный деревянный дом, изрядно пожеванный морозами потрепанный северными ветрами. Разместились по малюсеньким комнатушкам. Груз - на склад авиаторов.
Михеев и остальные, кроме меня, Одинца, Жадана с дочерью и начальником штаба экспедиции Фроловым, отбыли на Виви. Из деталей Обелиска захватили только стебель, забрали все палатки и кухню...
Белокаменное здание Окружкома возвышалось над «корой крыш» поселка монументом власти. Флаг над Белым Домом развевался прежний - красный со звездой и серпом с молотом. А мы привезли новый - триколор!
Бело-сине-красный флаг, флаг Новой России презентовал нам председатель Краснопресненского райсовета Краснов. Тот самый, которой объявил воздушное пространство над его райсоветом подвластным только Ему! Тот, который рвался в меры Москвы и, зарабатывая популярность, жертвовал деньги на Эверестовскую экспедицию альпинистов. Тот, который пришел в свой кабинет в спортивном трико и с айсбалом: совершал восхождение на высотку у площади Восстания. Оригинал! Но дело своё знал. Бумаги наши, тем более от Верховного Совета читать не стал. Тут же распорядился выдать нам флаг Российской Федерации, обещал /и выполнил!/ снабдить продуктами со склада - по себестоимости! Подарил плакаты со своим изображением - с ледорубом на фоне высотки и с призывом голосовать за него. Взамен мы обещали во всех публикациях и речах отмечать его вклад «в большое патриотическое дело».
Прохладный полумрак кабинета Чепалова не располагал к пылким речам. И я, спокойно, доложил о целях экспедиции. Особенно нажимал на то, что с открытием Центра России, Эвенкия стянет притягательным местом для отечественных и иностранных туристов. Приглашенный на встречу, директор турбюро Фарукшин Валерий Михайлович был весьма обрадован. Он надеялся, что теперь - то для его фирмы построят отель, обязательно с теплым туалетом и ванными.
Еще в Москве, накануне отлета в Эвенкию мы с Фроловым сочинили и отпечатали 21 телеграмму об открытии Центра. Их должно было окружное начальство разослать: - Президенту Патриарху, Верховному Совету и всем нашим спонсорам, включая «Дельфин». После моего доклада Чепалов, словно желая показать, кто он и что, позвонил в Красноярск, на квартиру губернатора края Вепреву. Но отошел от телефона сконфуженный: губернатор отдыхал...
Вечером в деревянном доме – гостинице - экспедиция, те, кто еще был в Туре, устроили банкет. Одинец раскинул «скатерть – самобранку». Мы угощали хозяев Эвенкии и наших пилотов «Посольской», армянским коньяком, копченым сервелатом, помидорами и арбузом. Каждому поднесли подарки. Чепалову - наручные часы - от венгерского туристского агентства «Ибус» другим - наборы сувениров от Посольства Польши и ГДР. От Болгарии - ароматная «Плиска» и сигареты. Гремели тосты. Потом зазвучал гимн экспедиции «О, Москва, Москва, святая!» Жадан, автор музыки на слова Юрия Визбора, самозабвенно пел под гитару. Веселье было шумным и дружным!
На утро летчики АН-26 - летели в Москву, обещая выслать за нами самолет по нашему требованию. Командир авиапредприятия Чернов Андрей Михайлович, обнимая меня, жарко шептал: «Макарыч! Вот вы какие, москвичи! Щедрый народ! И мы тем же отплатим: вертолеты всегда будут для экспедиции. А на открытие я прилечу сам.
Наступило утро 21-го. Жадан и Одинец состряпали на улице у дымного костра завтрак. В «номер» пришла корреспондентка местной газеты и местного радио - Терехова Нина Трофимовна. Бойкое интервью для радио записали потом, в студии. В номере долго она расспрашивала о том, как возникла идея Центра России. Быстро записывала. На другое утро мы услышали сообщение по радио о нас. В коридоре гостиницы появился плакат: карта Эвенкии с расчетной точкой Центра. Список экспедиции и программой её работы.
Чернов устроил в городке летчиков для нас баню! На узких улочках Туры, спускавшихся к мутной и узкой Нижней Тунгуски, нас приветствовали. Приглашали в дома. Так мы познакомились с художником Окружного Краеведческого музея Алексеем Борисенковым. Он показал свои работы. Весьма незаурядные!
Золотой цветок России еще не «расцвел» на берегу Виви. Его только начали возводить. И я еще не видел его в натуре. Но это время пришло, когда МИ-8 взмыл над Турой и Нижней Тунгусской и понесся к озеру Виви. Это было 22 августа 1992 года.
Вертолет вел сам Чернов. Я сидел в кабине пилотов. Их лица были торжественны! Еще бы! Летят не за рыбой, не за геологами, не на охоту. Летят к Центру России.
Под нами волнами били в хрустальный горизонт разноцветные хребты. Серебряные реки низвергались в долины. Вот и Тембенчи. Река, по которой мы, вначале решили проплыть от Центра к Туре. Нет, эти каскады, перегороженные зубастыми порогами, не испугали бы нас. Но река течет не из озера Виви, а вдали от него - из озера Тембенчи. Посмотрим, какая речка Виви. Она начинает свой бег из озера Виви, но впадает далеко от Туры в Нижнюю Тунгусску. Размышления мои о возможном сплаве от Центра не имели сейчас практического смысла. Открытие Центра, его обустройство, займет много времени. А отпуск - короток... МИ-8 переваливал хребет за хребтом.
Всё шире горизонты. И мне показалось, что на севере я вижу Котуйкан и Котуй, реки Таймыра, по которым мы, первые проплыли в 1990 году. Да, по карте пилотов, эти реки были совсем близко...-Подлетаем! - Торжественно произнес! Чернов и, оторвав сильные руки от штурвала, обнял меня. - Вот оно, озеро! А вон там, на холме, копошатся твои ребята, дорогой Макарыч!
Голубое озеро, пронизанное золотыми лучами августовского солнца, плескалось в отлогий берег. Он плавно поднимайся к близким коричневым хребтам. Берег застывал волной, образуя круглый холм. На нем - то и копошились строители красный пьедестал для Золотого цветка! Это - не болотистая низина Западной Сибири, где мы открывали Центр СССР. И не крутой яр Таза, к которому подступала черная тайга, мешая кругозору. Это, действительно, курган Славы Новой России…
Лагерь экспедиции раскинулся на месте стоянки геологов. Остались навесы - столовая, следы палаток, столики для геодезических инструментов, остатки скамеек, и... туалет: огораживающий место, куда сам царь ходит пешком, несколько прогнивших вертикальных досок.
Цветные палатки экспедиции яркими заплатами выделялись среди югры - низкорослой северной березки. Тлел костер, над углями висели канны - вестимые котлы. Для нас приготовили обед!
Шумная встреча. Выгрузка толстенных лиственных брусьев - для Святого Креста. Тяжеленых «лепестков». Не утерпели и мы, прибывшие, и пилоты: вскарабкались сквозь заросли кустарников на вершину холма. Стебель - шпиль Обелиска - был уже установлен, замурован и шла его обкладка камнями - сооружался высокий тур.
От ближней горы приплелся, сгорбленный под тяжестью рюкзака Володя Фролов. За ним брел Хрулев. Они с облегчением вывалили тяжелые черные камни у основания Обелиска. Я прикинул: камни таскали издалека! Муравьиная работа! Но, цель оправдывает средства!
За костром командор - строитель Женя Михеев доложил, что остаюсь подвесить информационные доски, выложить Розу ветров, пробить тропу от лагеря до вершины холма. Установить металлическую мачту для подъема флагов - России и НСЭ… День - другой, и все будет готово!
Зазвенели кружки со спиртом: за прибытие! За верных друзей - пилотов!
Под мерный плеск озера спели. А я прочитал свой экспромт, посвященный вертолетчикам:
Вам, винтокрылые, ребята,
Негаданно такая честь:
Не в будущем, когда-то,
А нынче в Центре приземлиться,
точно сесть!
Пусть не вернетесь вы,
с дичью.
Великий миг - ценней добычи.
И вижу я по вашему обличью,
скажу - не преувеличу –
Что жизнь для вас
начнется вновь.
В сердцах - к России-
будет пламенней любовь!
От быта серого засилья
теперь спасут вас
ангельские крылья!
Россия не забудет вас,
Ее сынов:
Твой экипаж, орел Чернов!
Мы еще долго махали вслед вертолетчикам. И снова строители принялись за работу. Огромные бруски тесали Фролов и Хрулев. Действовали, как заправские плотники. На холме рос тур, поднялась серебряная мачта. Уже пробовали на ней поднять флаги. Дежурные суетились у костра: потрошили пойманную рыбу, чистили грибы. Походная жизнь шла своим чередом.
Под вечер на глади озера, окрашенной палевым закатом, затарахтела моторка. Кто там? На берег вышли двое. Штатные рыбаки Туры. Низкорослый и застенчивый Иван и долговязый, цыганистый Семен.-Слышали, однако, про вас, робяты. - Прогудел Семен. - Любопытно будет послушать, что вы тут делаете... А вот рыбки вам мы привезли. Поди, к ухе дадите крепкого...
Рыбаки всё лето живут в избушке, что в дальнем, северном конце озера. За рыбой прилетает вертолет. И сегодня, заслышав гул винтов, рыбаки засуетились: улов-то еще не в плане, а уже летят! А, когда летчики пронеслись над их избушкой, поняли: не за рыбой был вертолет...
Рыбаки были несказанно рады новым людям. И, конечно, «крепкому». Робкий Иван Денисенко всё больше молчал. Семен Гвоздев бойко рассказывал о своей службе на Дальнем Востоке: «Меня старшина так и прозвал - Страшный сержант! Это за мой норов. Ведь предки мои казаки с Дону. Народ мы непокорный»…
Солнце село за хребет противоположного берега. Там - Запад, там Москва... Моторка бойко урчала на дегтярной глади Виви. На высоком небе высвечивали звезды. Полярная звезда была почти в зените. Север! От Полюса, однако, недалече. Подражая Семену, произнес балагур Костя Бабин...
Наш походный менестрель, майор МВД Дима Гордеев, настроил, было гитару. Но мы разошлись по палаткам. День был суетный. Все притомились. Лишь хозяйственной Толя Одинец не торопился в спальник. Раскладывал по матрасикам отлов дня: мошка, комары… Свеча долго трепетала в его палатке, Но вот и она погасла. Задумчиво плескалось озеро. Мирно светили звезды...
ОТСЮДА, с вершины холма, виден извилистый овал голубого озера; дальний берег с длинным лезвием хребта; он ощетинился - черной бахромой тайги. Слева, там, где за бугром, начинает свой бег дочь Виви - река одноименная, слышны голоса. А вот я те, кто гомонят этим солнечным августовским утром. Во мраке чащобы мертвенно белеет огромный крест. Его, обойдя крутой склон бугра, устанавливает ближе к озеру. Различаю сомбреро Фролова, жокейскую шапчонку Хрулева. «Плотники» закончили вытесывать брусья, собрали Крест, выжгли на нем «Сергий Радонежский. 1392-1992», прикрепили иконку с изображением великого подвижника и собирателя Святой Руси. И теперь воздвигают Крест.
«Знаменательно, - писал Патриарх Московский и Всея Руси по поводу открытия Географического центра России, - что в год 600- летия со дня преставления великого подвижника... на просторах Сибири будет воздвигнута часовня его памяти».
Часовня, в чертежах, была «воздвигнута».
Но, как говорят, «думали как лучше, а получилось, как всегда». Материалов на часовню Минобороны не дало. Пришлось / временно, а значит навсегда/ ограничиться Крестом.
Завтра, 27-го августа 1992 года, мы ждем гостей на торжественное открытие Обелиска и Святого Креста. На холме, возле тура - основания Обелиска, сижу один. Внизу, в лагере, дымится костер. Возле него, на золотом песке, громоздятся рюкзаки, мешки, пакеты, бутылки, фляги. Полевое руководство экспедиции - Михеев, Одинец и Родин - сортирует припасы для завтрашнего торжественного банкета. Вдоль берега скользит... байдарка! Привезли! Собрали! А ведь сплава не будет! Но лодка пригодилась. Жадан с дочерью Любой ловят рыбу. То и дело сверкают, взлетая к небу, большие рыбины. По пробитой строителями тропке, теперь окаймленной гирляндами цветных флажков, надвигается Баранов. Ему, главному специалисту по установке Обелиска, еще и еще хочется полюбоваться на своё детище. Обходим величавое сооружение. Над усеченным конусом тура изогнулись лепестками «Информационные доски».
В который раз читаю:
ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ ЦЕНТР
/Центр территории/
РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИЙ
94о 15, В.Д.
66о 25, С.Ш.
ОЗЕРО ВИВИ
ЭВЕНКИЙСКИЙ АВТОНОМНЫЙ ОКРУГ
КРАСНОЯРСКИЙ КРАЙ
ОТКРЫТ
НАУЧНО-СПОРТИВНОЙ ЭКСПЕДИЦИЕЙ
ИМ. И.Д, ПАПАНИНА
/Москва/
21 августа 1992 года
Солнечные блики не золоте «лепестка» слепят. Но так приятно! Еще один Географический символ имеет наша Россия!
-Фарукшин, директор турагентства, - говорит Баранов,- требует, чтобы и его фирма была занесена на доску с другими спонсорами…
-Обойдется! - Отвечаю я. - Пока он ничего особого для нас не сделал. Да и на вот этом лепестке уже нет места. Смотри, Саша.
В ОТКРЫТИИ ПРИНИМАЛИ УЧАСТИЕ:
ВЕРХОВНЫЙ СОВЕТ РОССИЙСКОЙ
ФЕДЕРАЦИИ КРАСНОЯРСКИЙ КРАЕВОЙ
СОВЕТ НАРОДНЫХ
ДЕПУТАТОВ
МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ РОССИИ
ЦНИИ «ДЕЛЬФИН» /Москва/ ЗАВОД
НЕСТАНДАРТНОГО ОБОРУДОВАНИЯ/Москва/
ГГП «ЕНИСЕЙНЕФГАЗГЕОЛОГИЯ»/
Красноярск/ ГГП «КРАСНОЯРСК ГЕОЛОГИЯ»/
Красноярск/
Баранов согласно кивает головой.
Серебряный шпиль, словно впитав яркое солнце, передает его жар и свет Двуглавому орлу. Раскинув широкие крылья, он парит в бездонной глубине неба. Сверкает золотом.
-Орла установили параллельно фарватеру Виви. С Юга - на Север. «Лицо» его обречено на Запад, к Москве…. А вот тут, Макарыч, - продолжает Баранов - сделана выемка - вставлена капсула. Сюда заложат землю от Дерева Дружбы, что прислали из Сочи. И Послание потомкам...
Молодцы, ребята! Не жалели своего труда. А ведь мы не привыкли сидеть долго на одном месте. Бывало, если из-за погоды стоянка затягивалась, начинался ропот. Всем не терпелось плыть, нестись по перекатам, испытывать острое чувство борьбы на порогах. И каждый день ночевать на новом месте. И я, понимая моих ветеранов, тех, кто не пошел в этот «сидячий поход». Ведь недаром сказал Пири: «Однообразие, размеренная жизнь, меня тяготит...»
День разгорался. Порывами налетал свежий ветер, очищая небо от курчавых облаков. Не надул бы Борей завтра дождя! Отсюда, с вершины холма, где я сидел, прислонившись к теплым камням тура, мне виделись, за хребтами берега озера, дороги, которыми прошла моя жизнь. Семь её десятков.
Сорок лет назад - Южный Урал. Потом Карелия, Русский Север, Западная Сибирь, Таймыр, Дальний Восток, Тува, Забайкалье. Это были мои Золотые километры. Память унесла меня и на дороги Войны Польша, Германия... Передо мной проходили и школьные годы. Институты -Геологоразведочный, Военный факультет Института Физкультуры. Годы, люди, события. Всё это держала память рассудка. Но Батюшков был прав, когда утверждал, что «память сердца сильнее памяти рассудка». Друзья детства, однополчане; любимые женщины. Родители... «Иных уж нет, а те далече!»
Дружный возглас донесся до меня. Из лагеря звали. Закрыл блокнот. Вернулся в ЭТОТ мир. Повеял ветер, унося барашки облаков. Выглянуло веселое солнце. Призывно сверкал крылатый орел, горели жаром лепестки Обелиска. Нет, телега моей Жизни еже на ходу! Еще не все пройдены Золотые километры!
Не успели разлить хлебово по мискам, как за хребтом заурчал вертолет. Кто это может быть? Мы ожидаем гостей завтра! Серебристый диск от врезающихся лопастей вертолета распался. Мотор заглох. К лагерю направлялись люди. Поздоровались. Присели у костра. Спросили, а вернее, определили, что мы - те, кто им коллеги. Мы - коллеги этим геодезистам?
- А как же! - Сверкнул белозубо курчавый парень. - Вы рассчитали геодезический Центр России, а мы сверяем снимки из космоса с объектами этого района. Вот так!
Геодезисты из Красноярска развернули цветные снимки. Вот как выглядит Виви! А вот Нижняя Тунгуска! Тура!
- А снимки Марса у вас есть? - Спросил я, вспомнив 1974-й год, когда в ГУГКе мне, желая подбодрить перед разносом за самовольное открытие Центра СССР, картографы показывали съемки Марса, на которых стояло грозное: «Сов. секретно!»
- И Луна, и Марс. А что, не собираетесь ли вы, папанинцы, и на Марсе открыть Центр Бога войны?
- В юности мечтал. А теперь ...
- О чем мечтал, начальник? - Не отставал курчавый.
- Полететь на Марс. Помните, тогда в 30-х годах шел горячий спор: есть ли жизнь на Марсе?
- По «Карнавальной ночи» помню лектора. А в 30-е годы меня родители еще не планировали...У костра дружелюбно засмеялись.
- И как же Вы... Зачем Вам было на Марс?
Вместо ответа я прочитал стихи школьных лет:
Готовы рухнуть последние
надежды-
На мир заоблачный, на Марс
и на звезду:
«На Марсе жизни нет!»-
Кричат кругом невежды.
Но я люблю свою мечту.
Ступить на Марс, далекий
и манящий,
И борт ракет, в бескрайний
мрак летящих,
зажечь фамилией своей!
-Вот – это – да! - Искренне воскликнул Геодезист.- Что же Вы не стали космонавтом?- Тогда еще не было на свете - ни Вас, дорогой советчик. Ни Юрия Гагарина...Кучерявый владелец снимков из Космоса ответил, посерьезнев:
- Но Вы на нашей грешной Земле достигли нечто подобного!- Вон как сверкает Ваше детище. Ваша марсианская ракета! - И он указал на холм, где в лучах предвечернего солнца, победно сверкал Золотой орел.
- Спасибо за разговор. И за угощение. Завтра, непременно будем на открытии. За теплый прием отблагодарим... Снимки участка Марса вышлю Вам в Москву...
Гул вертолета затих. В наступившей тишине лениво плескалось озеро. Пора было заняться планом проведения Открытия. Место нашлось: узкий высокий столик остался от геологов - стал «ареной» нашего «наступления» на Завтра. Штаб Володя Фролов, Толя Одинец, Игорь Хрулев и я – начали кумекать. Баранов с Михеевым, Костя Бабин, Жадан и Гордеев - укрепляли крышу столовой, ладили в ней длинный стол и скамейки. Соболев и Родин поднялись на холм - еще раз проверить систему подъема флага России и знамени экспедиции. Штаб вскоре огласил свой план:
- Речи: Тарасов - о том, как и зачем рассчитан Центр России. Одинец - о маршрутах экспедиции и проделанной ею научной работе. Гринюк - зачитывает Обращение Верховного Совета России.
- Михеев и Баранов производят ружейный салют во время подъема флагов. Ружья привезут из Туры.
- Подъем флагов производит губернатор края и председатель Окружного Совета народных депутатов Эвенкии. Начинает подъем Люба Жадан - представитель НСЭ, символ Юной России.
- Закладка Земли из Сочи и Обращения к потомкам: Чепалов и Якимов, губернатор Эвенкии.
- Съемки кино - Хрулев. Фото - Родин. Запись на магнитофон - корреспондент Матюшин.
- Сервировка банкета: Бабин, Гордеев и Родин.
- Концерт у костра: Жадан и Гордеев..
- Регистрация прибывших и выдача Удостоверений «Открыватель Центра» - Фролов и Одинец. Раздача сувениров – Соболев.
На Севере осень приходит рано. Был конец августа, стало темнеть. Подул холодный ветер. На тусклой синеве неба робко проглянули звезды.
Пламя высвечивало тесный круг первопроходцев. Такие разные днем лица были похожи своей торжественностью. Сознанием наступающего великого события.
С кружками в руках мы поднялись. Молча сдвинули железные чарки: «За Москву, Сибирь и Россию!»Дима Гордеев, успевший до ужина «принять на грудь» самогона собственной выделки, пытался забренчать на гитаре и затянуть своим жидким тенорком надоевшие «блатные песни».
Жадан положил руку на струны. Взял у хмельного певца гитару. Сказал: «Вон так над лесом Марс. Спою для Макарыча, для его юношеской мечты «Аэлиту».
Кровавый Марс, приветливо мигая, словно слушал песню Жадана:
Может книга рассказала
мне об этом.
Может показалось в шуме
камыша:
Девушка мечтает о Земных
рассветах,
Пепельные кудри вороша:
«Сын неба! Где ты?»-
слышится надо мной.
Голос с чужой планеты.
Голос любви земной!
Хор дружно подхватил припев. А я со слезой, накатившейся на глаза, любовался моим давним другом. Густой бас его звучал так проникновенно, что мне показалось, что с неба, действительно, слышится до боли дорогой возглас - голос любви земной. Жадан пел, смотря на восторженное личико своей девочки, Любы. Её детские пухлые губы тоже шептали эти пронзительные слова: «Сын неба! Где ты!»
Таинственная темнота ночи смешала явь и видения, засыпая под тяжелые вздохи, уставшего за день Михеева, я шептал слова о земной любви. И мне хотелось еще много лет прокладывать новые пути по нашей голубой планете, о которой тоскует Марсианка. С ними, моими верными товарищами. С помощью тех, которым дорога наша многострадальная Россия.
27 августа.
Клубится туман над озером. Пелена медленно поднимается, переваливает за хребет противоположного, восточного берега. Сквозь молочную муть робко проглядывает солнце. Вот оно вырвалось из мути и ярко, ослепительно засверкало над водной ширью и годами.
В лагере деловитая суета. Командор Михеев, бывший военный моряк, придирчиво осматривает парадные куртки, развешанные с вечера на репшнуре: обвялили ли, нет ли складок и пятен. Джинсовый костюмчик Любы папа Жадан по туристическому обычаю «прогладил» лежа на нём, упрятав его под спальник.
За завтраком еще рез просмотрели Программу открытия. Еще раз поднялись на холм, проверили снасти для подъема Российского Флага и Знамени экспедиции. Фотографы нашли точки для групповых съемок...Стали ждать вертолеты. День разгулялся: безоблачное небо. Яркое солнце. Легкий ветерок. Всё «по делу»! В столовой расставлена вся имеющаяся у нас посуда. В палатке-кладовой собраны «на заклание» скупые запасы спиртного и деликатесов. Скупой завхоз - Юра Родин - пытается всё же кое-что отложить и отставить.
- Не скупись, Юра, - увещеваю я завхоза. - Ведь какие люди будут! Да и не забывай, что мы - Москвичи...- Помню, - бурчит завхоз. - А всё же надо и ИМ позаботиться. Праздник не только наш, но и ИХ... Привезут, небось... Одинец, закончив утренний отлов кровососущих, разложил на импровизированном столике «Регистрационные листы» и водрузил Пачки «Удостоверений Открывателей Центра». Начштаба бородатый карлик Володя Фролов, вернувшись после осмотра им и Хрулевым установленного Святого Креста в Память Сергия Радонежского, тоже готов заняться приемом гостей: раскладывает в яркие полиэтиленовые мешки - подарок «Ибуса» - проспекты, значки, Флажки. Это для гостей.
Обновлено кострище. Заготовлены дрова, наполнены объемистые канны свежей озёрной водой... Ждем! Ближе к полудню, оттуда, где за западным хребтом течет Тембенчи, послышался рокот. Летят! Над щетиной леса показались точки. Один, второй, третий - вертолеты!
Невдалеке от лагеря, вблизи озера, один за другим приземлялись винтокрылые машины. Около них густеет толпа. Идем навстречу. Меня подталкивают идти первым, во главе клина. Навстречу движется такой же клин, на его острие - приземистый мужчина. Распахнутый •черней пиджак, тяжелое загорелое лицо. Неужто это САМ - губернатор Красноярского Края Аркадий Филимонович Вепрев?! Прост, но внушителен!
Сходимся. Вепрев оглядывает меня. Решительно протягивает короткопалую сильную руку. Жмет, «Вот и мы! - Басит дружелюбно.- А Вы - Тарасов? Рад видеть первопроходца. Наслышан. - И он стискивает меня в медвежьих объятиях.
А Вы - Тарасов? Рад видеть первопроходца. Наслышан. - И он стискивает меня в медвежьих объятиях. Клин врезается в клин. Всё перемешалось. Гудят восторженные голоса. Я то и дело пожимаю руки гостей. «Якимов, Анатолий Михайлович. Губернатор Эвенкии. А, знаете, Николай Макарович, что на этом самом месте стояла когда-то моя экспедиция. Я ведь геологом был... Хорошо обустроили. И туалет восстановили Молодцы!»
Женоподобный эвенк, народный певец Эвенкии Мукто, Валерий, что-то напевно произносит на своем родном языке. Его оттесняет широколицый, приземистый эвенк, знакомый мне по Туре. Это Председатель Окружного Совете народных депутатов Эвенкии Чепалов Василий Ефремович: «Однако, Николай Макарович, мы не смогли прилететь раньше: пожары в тайге... Но зато вы, однако, все успели подготовить!» И он, сверкая маленькими черными глазами, восторженно оглядывает лагерь, холм, на котором величественно вознесся Обелиск; золотой Орел победно лучится в лучах полуденного солнца. Толпа, дружелюбно гомоня, движется к лагерю.
Идет регистрация! Это настроило гостей на торжественный лад. А подарки! Лица расцветают. А столовая, готовая к пиру вызывает у гостей радостное удивление.
Высокая, широкоплечая женщина, совсем, как некрасовские героини, останавливающие коней на скаку, завладела Родиным. Завхоз сияет: Тамара Ивановна Шведова, его коллега из Туры, привезла и выпивку, и закуску, и кое-что из посуды!
Пока идет регистрация, мы с Вепревым и Якимовым обсуждаем порядок Открытия. Помощник Вепрева листает заготовленный текст для речи Губернатора. Но тот машет на него: Не на Красной площади мы. Скажу, как есть...
...По склону нами протоптана дорожка. Она окаймлена гирляндами разноцветных флажков. Толпа гостей поднимается к Обелиску. Одинец и Женя Гринюк расставляют действующих лиц. К флагштоку - Вепрев Чепалов и Якимов. Туда же Любу Жадан - символ Новой юной России. Прибывшие с заимки рыбаки, наши знакомые - Денисенко и Гвоздев, и наши охотники - проверяют ружья - для салюта.Звучат выстрелы. Вепрев, Чепалов, Якимов и наша Люба поднимают триколор, ниже него белое с эмблемой - знамя экспедиции.
Рукоплескания, крики!
- Хороший день сегодня! - Начинает свою речь Вепрев. - У нас, в Сибири, гости - москвичи. Они дарят нашему Красноярскому краю такой великолепный Обелиск! - Он обводит рукою сооружение. - Теперь мы красноярцы, живем в самом Центре великой России. Есть чем гордиться Сибири. Молодцы москвичи…Помощник Губернатора неловко сует ему листки.
- В общем, здорово! А дальне я буду по бумажке. - И он монотонно зачитал слова о Перестройке, о задачах - края... Дали слово и мне, начальнику научно-спортивной экспедиции имени Папанина, Действительному члену Российского географического общества РАН, ветерану войны и журналисту...
- Сибирь, еще по предсказаниям Ломоносова, должна была и играет теперь важную роль в развитии России. Ее просторы, ее недра, леса и реки - неисчислимое богатство страны. Я помню октябрь сорок первого. Тогда я был на обороне Москвы. Немцы уже решили, что наша столица скоро падет. Но вот прибыли сибирские и дальневосточные дивизии. Крепкие, закаленные солдаты. И зима сорок первого и сорок второго стала началом разгрома гитлеровского нашествия...
На просторах Эвенкии живет народ, я имею в виду коренных обитателей, - это мудрый народ эвенков. Народ древней культуры, наш брат, наш помощник в строительстве Новой России...
Наша экспедиция проложила много маршрутов по России. Мы открыли Географический Центр Советского Союза, зафиксировали Центр территории Российской империи. Это-все важные географические события. Важные и для утверждения символики нашей страны. И сегодня, открывая Центр Российской Федерации, Центр Новой России, мы говорим: «Россия была, есть и будет великой Державой, страной, где каждый народ ее населяющий - сын России, полноправный строитель лучшей жизни. Да здравствует Сибирь, Москва! Да здравствует народ российский!»
Речи. Речи. Рукоплескания.
Выступают:
Якимов - Слава первопроходцам!
Чепалов - О дружбе народов.
Мукто - Как радостно сознавать, что здесь, где кочевал его род, возвысился Обелиск в Центре Новой России.
Женя Гринюк, потряхивая бородой, огласил своим могучим бесом «Обращение Верховного Совета»...
Закладка капсулы - Потомкам. Честь такая предоставлена Чепалову. Эвенк деловито погружает в нишу постаменте Обелиска капсулу с землей от Дерева Дружбы из Сочи, Кулёк с землей Эвенкии передает мне, для передачи в Сочи...
Припадает на колено, ища ракурс для видеосъемки директор туристской фирмы «Эвенкия» Валерий Фаркушин. Щелкают камерами Фотокорры - наши и из местной газеты «Советская Эвенкия». Великий день запечатлен!
Толпа стекает с вершины холма. Рассаживается у костра. Начинается выступление Фольклорного ансамбля «Осиктан». Ребята и девчата, в национальных одеждах, поют и танцуют под баян. Потом все присутствующие образовывают большой круг, и, сцепившись руками, водят хоровод - Ехорье.
За столом я - среди руководства. Знакомимся: Председатель райсовета народных депутатов Илимска Радолицкий. Депутаты Верховного Совет РФ - Стуров и Увачан. Жук, начальник Управления культуры Эвенкии, пилоты вертолетов. И, уже ставшие близкими, - Вепрев, Якимов, Чепалов.
Чепалов: - А почему, однака, Эвенкия не отражена в Обелиске?
Вепрев: - А у постамента ты видел выложенную из камней звезду? Это и есть Осиктакай - звезда, символ Эвенкии. То-то!
А «звезда» это, подумал я, и не символ Эвенкии вовсе. А роза ветров - географический символ, нечто вроде компаса, указывающего на все страны света... То-то, как сказал находчивый губернатор.
Здесь не к месту будут рассуждения о судьбе малочисленных народов России. Они, эти народы, кто не говори, существуют порой лишь номинально. Каток цивилизации трамбует и тундровые выпасы оленьих стад, и культуру аборигенов... К вечеру гости отбыли. Вертолеты взмыли над червонным золотом глади Виви. Затих гул моторов. Воцарилась тишина. В опустевшей столовой мы обсуждали происшедшее и доедали остатки пиршества. Потом, умиротворенные, сидели, глядя как туман ложится белым одеялом на озеро, поднимется в горы... Стемнело. Зажглись звезды. Не хотелось ни петь, ни разговаривать.
СПУСК С ВЕРШИНЫ
Так можно назвать все последующие, после Открытия Центра, дни. Спало напряжение, утихла радость достигнутой цели. И мы, как альпинисты, сложившие победный тур на взятой вершине и заложившие в него записку о восхождении, спускаемся вниз, в обыденную долину - городскую жизнь.
Спуск этот порой опаснее восхождения бдительность ослабла, эйфория победы расслабляет, и можно загреметь даже там, где мы ранее не замечали подвоха…
Оставшиеся одни среди холмов и озера, мы, не связанные связкой общей цели, распадались на индивидуумы - каждый стал жить своей жизнью. Гринюк с Соболевым часто уезжали с рыбаками на их базу. И после долгого отсутствия приезжали на лихой моторке хмельные, неузнаваемые. Гордеев все чаще уединялся в палатке и снимал пробу со своего самогона - гордеевки. Одинец отлавливал кровососущих и заготавливал вяленую рыбу, благо её было вдоволь в озере, - да и рыбаки щедро одаривали нас. Командор с Родиным пробовали побродить по окрестностям с ружьецом, но дичи не было.
Корреспондент «Радио России» Дима Матюшин то и дело купался или записывал мои рассказы о путешествиях. Строитель Саша Баранов «шлифовал» своё детище – тур - основание Обелиска: подтаскивал камни, укладывал Розу ветров. Милая девочка - Символ новой России - Люба Жадан неутомимо собирала гербарий. Её папа возлежал на матрасе, предаваясь лени. Остальные бродили по окрестностям, чтобы убить время до обеда и ужина. Я же наблюдал, как ранняя осень золотит листву, клонит инеем травы и цветы. И думал, что вот, в год моего 70-летия Судьба отняла у меня мою верную подругу и подарила взамен большую радость-стать еще раз Открывателем Географического Центра. И тень и свет...
Непривычно было нам, скитальцам, по долгу сидеть не одном и том же месте. Ведь раньше, во время многокилометровых сплавов по неизведанным рекам, мы жаждали дневки. А, посидев у костра день - другой, снова рвались в даль, к новым впечатлениям. Но эта «дневка» затянулась, и стало тяготить однообразие. И, когда к нам приплывали рыбаки, или залетали геодезисты, сверявшие снимки из Космоса с местным ландшафтом, вновь загорался огонек новизны, и тогда сидение у Виви казалось не таким утомительным.
Чего же мы не улетели сразу в Туру после открытия Центра? Обратный рейс мог быть только в первых числах сентября. И куликать в дремоте заштатной Туры дни ожидания не хотелось. Здесь все же Привода! Приволье! «Спуск» стал давать сбои: чаще слышались перепалки по пустякам. У вечерних костров все реже звучали песни, и мы рано разбредались, по палаткам.
А сибирская осень всё чаще осыпала нас золотой листвой, покрывала травы и деревья серебром инея. Звезды стали колючими, ночной холод заставлял одевать на себя всё, что могло согреть.
Здесь нет рябины красной.
И журавли над нами не летят.
И кажется, что дни летят
напрасно.
И звезды укоризненно горят.
Что ж нам в укоре этом находить?
Не зря мы забрались сюда!
Конечно, лучше вновь по рекам
плыть,
встречая новые поселки, города.
Неужто к нам пришла души
холодная и листопадная осень?
И умер зов далеких стран?
Холодный ветер листья носит.
И неуютен наш походный стан...
Но всё на свете повторимо:
Опять мы выйдем на речной
простор.
И жаждой странствия томимы,
Уйдем в долины и ущелья гор.
Над Виви, слышишь, ветер нам поет:
«Душу кочевника даль зовет!».
И вот настал желанный день. Винтокрылая птица-вертолет - приземлился. Радостная встреча! Андрей Чернов, начальник авиапредприятия, пилоты МИ-8 Толя Иванов, Валерий Ольховик, Леша Коротеев. Летим в Туру!
Где-то над рекой обнаружили геодезистов. Они стояли у порога, ловили тайменей. Сели на отмели, побросали и мы спиннинги. Геодезисты вновь «приняли на грудь» и мы легли на курс... Вот и аэродром Горный.
Последующие дни пролетели в застольях. Чернов - за свой счет!- каждый вечер устраивал для экспедиции банкеты в местном ресторане. Валерий Фарукшин, директор МГП «Эвенкия», демонстрировал снятий им видеофильм об открытии Центра, хозяйка ресторана черноглазая Лена бренчала на гитаре. И мы пел и, пили. Спуск с вершины окончился безаварийно!
Наконец, пришла радиограмма.
Обратный путь в Москву был гладким: аэродромы принимали и отправляли нас без проволочек. Народ и Армия были едины! Ночь в Чкаловском. Груз оставлен на аэродроме. Мы с последней электричкой добрались до родной столицы. И все переночевали у меня на 3-ей Гражданской.
Комментарии
Отправить комментарий