Большой Бревенный

Кольский пол-ов 1974 г.

Наш лагерь стоял возле устья Ачероки, там, где она впадает в широкий и быстрый Поной. На утро, когда мы уже садились в байдарки, вдали зарокотал мотор. По центру Поноя неслась лодка. На носу - большая собака, на корме, у руля, тощий мужчина в Форменном кителе инспектора рыбоохраны.Наши рыболовы поспешно запрятали спиннинги в лодки: ловить сёмгу запрещено! Моторка лихо развернулась. Ткнулась острим носом в песок. Мотор заглох. Собака рыгнула и стала обнюхивать нас. Человек в форме степенно вышел на берег. Хозяйским взором окинул байдарки, погасший костер. Начальственно произнес: «Здорово, Москвичи! Далеко путь держите?! Ну, это не моё дело…. А кто из вас журналист, который про партизанов пишет? Макарычем его, вроде, зовут…. Я подошел к инспектору. Несомненно, это был грозный Кондратьев, о котором вчера упомянул Мазуркевич

- Макарыч - это я. А Вы кто?

- Кондратьев я. Небось, слыхали? Про меня тут всякие слухи распускают. Придира, зануда и прочее…. А я вот по просьбе Мазуркевича проводить вас, москвичи, прибыл.Мы отошли к кострищу. Закурили. Кондратьев снова спросил, куда мы держим путь, и, узнав, что намереваемся дойти до Белого моря, снял Фуражку, вытер белую полоску на загоревшем лбу: - А как же Большой Бревенный? Этот порог живым не пройдешь! Тут, говорят, какой - то австриец пытался Бревенный на лодке - резинке пройти. Да не удалось! Разбился сердешный…. Да и у поселка, в устье Поноя, вас пограничники прижучат…. 

- А Вы сами были на Бревенном? - Раздраженно спросил подошедший командор похода Женя Михеев. - А чего мне там делать? - Надменно отпарировал Кондратьев. - Мой участок, - он махнул рукой в сторону Каневки и вниз по Поною, - до Бревенного не доходит. Но всех, кто из других краев мимо меня проплывает, я встречаю. Беседую…. Ну, ладно…. Разговор не об этом. Мазуркевич, добрая душа, просил меня не мешать вам ловить семгу… для котлового довольствия. На еду, значит, а не для продажи….

Наши рыбаки переглянулись: нет ли тут подвоха. Но рыбоинспектор не шутит. Он пошел к моторке, свистнул лайке. Завел мотор; - Я передом пойду, а вы все – за мной. Там, где поверну обратно, на этой стороне реки остановитесь и рыбачьте…. Моторка рванулась, оставляя позади белый треугольник кильватерной волны. Мы поплыли за Кондратьевым. Поной еще не вошел в каньон, и прибрежье его золотилось песчаными пляжами. Там мы и остановились, провожая лихого рыбоинспектора и его лохматого напарника….

Рыбалка была сказочной! Серебристые рыбины гулко бились о борта байдарок. Взлетали над пляжем, не давая снять себя с блесны. Сёмгу тут же разделали, засолили. Упрятали в мешки - подальше от посторонних глаз. И вышли на бурный простор Поноя…. Ветер Свободы гулял на непроторенном нашем пути. Грозный гул камней на переборах - грядах, перегородивших реку поперек, заставляли крепче держать весла, зорче вглядываться в несущуюся лавину кипящей реки. Она дышала холодом. Она бурлила, как чертов котел. Переход от изнурительного подъема по мелководной Пуйве к головокружительному полету над островершинными валами и зияющими провалами между ними, этот переход был так неожиданен, что мы какое - то время оставались игрушками своенравного Поноя. Флотилию возглавляли мы. Михеев - кормчий, командор. И я - матрос и начальник экспедиции. Михеевский «Луч» легко резал волны, что вставали на нашем пути. Хуже было, когда мы попадали в пляску боковых валов: клинообразное днище «Луча» было малоостойчиво, и каждая боковая волна норовила нас перевернуть. - Макарыч! - Раздался сзади спокойней возглас командора. - Впереди перебор! По середине огромный валун!.. Идем на него. Потом резко отгребаемся влево. Но не далеко. И тут же уходим за валун. В случае крена балансируй корпусом….

Инструкция командора долетала до меня вместе с брызгами и пеной, срывавшейся с гребней валов. Они плясали по обе стороны байдарки, и лишь большая скорость, которую мы набрали на подходе к перебору, спасала нас от неминуемого оверкиля. «Идем на валун! - Тревожно билось в мозгу. Уходим влево…» Я всмотрелся в надвигавшийся «лоб». Он заслонил небо! Об него хлестали злобные стены воды! И был лоб окружен пульсирующей... - Правым, Макарыч! Еще! Еще! Да-ва-аа-й! Мии-лаа-й! - Прервал мои размышления крик командора. Лодку несло прямо в центр валуна! Боковые струи, как желоба кегельбана, направляли байдарку на огромный камень! Лопатю правым, пытаюсь пробить левый желоб струй. Нос лодки врезался в зубчатую стену летящей воды. Лодку резко развернуло. Она идет боком! Что-то кричит Женя. Но я сам понимаю, что надо развернуть нос по течению. Отчаянно бью по жесткой, пляшущей воде…. Мы летели прямо на валун! Всё? Конец? Но вал отбойной волны перекинул обессилившую байдарку вбок. Нас накренило! Волны ворвались в лодку! Я инстинктивно дернулся телом от валуна. Затем - в другую сторону. Лодка выровнялась! И мы влетели в черный полумрак тени, отбрасываемой валуном. Эта тень световая и тень иная – здесь за «спиной» валуна, образовалась тишь. И мы успели прочнее угнездиться на мокрых рюкзаках. И нас вынесло на ослепительный простор Поноя…. Теперь жгуты струй подталкивали нас о кормы. Теперь перед нами плескался сверкающий разлив. Теперь мы могли сказать друг другу, что мы-мо-лод-цы! Перебор глухо шумел позади. Тишина оглушила. Но вот с кормы раздался веселый голос командора. Он пел лихой романс: Ямщик не гони лошадей! Нам некуда больше спешить…. Я оглянулся. Поигрывая веслом, Женя, счастливо и в то же время виновато улыбался. По шири разлива неслись лодки. Ребята преодолели перебор у самого берега. Кому-то пришлось проводить байдарки. Кто - то сел на камни. Но они все же прошли!

Хотя и не испытали восторга схватки. И блаженство преодоленного страха. Сладости завоеванной победы…. Поной бежал все так же ретиво. Берега его все так же были хаотичны. Остроугольные глыбы завалили кромку берега. Торчали на Крутых склонах. В расселинах и кулуарах качались чахлые лиственницы. Ни травинки, ни кустика…. Еще солнце не село за зубчатые края каньона, как флотилия, справив «перекус» - отведав чая и бутербродов - двинулась дальше. Несколько километров река была сравнительно чистой: редкие камни, видимые издалека по белым бурунам и пляске валов; кремнистые косы, напоминающие клешни краба. - Женя! - Окликнул я командора, который успел выпустить блесну. - Женя! Река справа! -Это Пурнач, Макарыч! По нему бы пройти, когда - нибудь…. Значит, скоро Большой Бревенный…. Бревенный порог! Мои руки крепче сжали холодное весло. Что же нас ждет? И это после пройденных свирепых переборов, страшнее которых, казалось нам, нет ничего опаснее…. Берега становились отвеснее. Они сближались. Мощный поток дыбился, выплескивался на берега, разгневанно ревел…. Лодки шедшие журавлиным клином, вытягивались в шеренгу. Стали прижиматься к правому берегу. У скалы, напоминавшей башню, Поной резко поворачивал и исчезал в радужном мареве брызг. Морские волны били о байдарки, штурмовали отвесные берега. Мы причалили. Мы стояли в воде, прижимая пляшущие лодки…. За скалой - бешеный поток разбивался на две струи. Левая круто падала в разлом, билась о гряды и утесы. И, разорванная в клочья, где - то вдалеке сливалась с главной струей. За башней тянулась узкая полоска берега, засыпанная камнями. Она напоминала балкон над провалом зрительного зала. Полка была широкой - по ней неслась правая струя. По ней можно было провести лодки. Но лишь до глубокого грота. Он раскрыл свой зев. В нем кружились островершинные валы. Но в глубине грота воды не было. И можно было пройти - рискнуть! - по узкой кромке и посмотреть, что там, за гротом…. А там несся верхний поток. Через несколько метров он налетал на скалистый выступ, взлетал над ним и сливался с нижней струей - потоком…. ОТ гула схватки волн со скалами дрожало небо. 3акладывало уши. Лодки казались щепками, а мы - пигмеями в этой расщелине. Но мы не считали себя такими! - Так! - Подвел итог спорам командор. Обноса быть не может. Надо проводить и плыть!.. По нижней струе – верная смерть. Попробуем по этой полочке, у самых скал…. Иначе стянет вниз…. Тут, местами, может быть мелко. По - одному пойдем. Остальные - в грот, по кромке. За гротом взбираться наверх, обойти выступ. У него ловить носы лодок. Придерживать их. А дальше - лодки войдут в общую струю…. Меркурьев первым сел в лодку. Его матрос, грузный и Флегматичный Федюнин, нехотя оттолкнул байдарку и отрешенно поплелся к гроту. За Димой поплыл Питер. Наглый на безобидных порожках, Холщевников, не рискнул плыть один. Окриком заставил сесть в лодку оробевшего Казистова. Отплыли! Миша Мацюк оглянулся, словно приглашая своего матроса Галю Левый. Но она дрожащей рукой помахала ему вслед. Нам с Михеевым не было видно, что происходит там за гротом. Но слившиеся в один, горбатый поток струи были видны. И вот по потоку пронеслась лодка Меркурьева! Прошел! Да еже с «Беломором» в зубах. Я упросил Женю ваять меня с собой. 0н улыбнулся. Мы осторожно подгребали, стараясь быть подальше от кромки полки. Но у отвеса скал было каменисто. - Макарыч! Греби сильно! Пройдем по самому краю на скорости…. С первых гребков «Луч» полетел стрелой. Миновали грот. Вот выступ! За ним ребята. Протягивают руки. Ловят нос байдарки. Но мы пролетели мимо: командор в последний миг подправил рулем. Лодка вильнула. Нос ушел от выступа, направился, было к самому обрыву! Но тот же руль в руках невозмутимого командора вернул лодку к берегу. И мы красиво вплыли в длинный лохматый гребень слива двух струй! Впереди не было камней. Впереди Поной резко разворачивался и разливался в огромное синее зеркало.- Командор! - Крикнул я радостно. – Ты даешь! Женя молчит. Неописуемая, дикая красота каньона требовала торжественной тишины, Величественные обрывы скал, словно срезанные мечем великана, блестели от радужных брызг и ослепительного солнца. С голой стены свисал толстенный жгут водопада. Он начинал свой путь с вершины, затянутой облаками. Бежал по отполированному склону, не оставляя следа – промытого русла. И повисал над клокотанием волн, опутанный радужной эмульсией из пыли воды и воздуха….

На разливе качались все лодки. По берегу, муравьями карабкались «пешеходы». Они то взлезали на глыбы, то исчезали в провалах. Над зеркалом плеса то там, то тут показывались пушечные ядра тюленьи головы…. Усатые жители Белого моря удивленно глазели на нас. 

- Лихо прошли! - Меркурьев снисходительно похлопал меня по плечу, когда я вышел на берег. 

- Я бы тоже так пролетел бы. Но одному не выгрести за уступом. А мой матрос какой - то сонный. - И табанил: - Молодцы! 

Оживленное обсуждение произошедшего не мешало готовить обед, выливать воду из лодок, фотографировать живописный каньон. И радоваться успеху. И жизнь показалась нм такой прекрасной! На берегу плёса сделали ночевку. Закат залил зеркало водной глади червонным, золотом. Гул и грохот Большого Бревенного уже не казался нам грозной симфонией. Веселке березки и стройные, в нежной зелени, лиственницы, лужайки с давно забытыми травой и цветами напоминали родное, уютное Подмосковье. 

Теперь оно было ближе, чем вначале похода: до Белого моря, оставалось совсем ничего – каких - то З0-40 километров! Солнце медленно садилось за края каньона. Потянуло холодком. Заклубился над померкнувшим золотом плёса туман. И вода стала отступать от берегов. Начинался отлив.