На краю державы
Кольский пол-ов 1980 г.
Под пронизывающим ветром покинули лагерь у Бревенного. Сырая мгла, стоявшая над палатками, оказалась не туманом, а маревом мельчайших брызг, стоявшим над Бревенным. За поворотом ветер утих, марево рассеялось. Тихо. Светло. Тепло… Напротив впадала широкая река. «Русинка». - Торжественно произнес штурман Дима Меркурьев, ткнув обломанным ногтем в карту.
- Теперь до поселка Поной совсем ничего…» Но есть ли люди в поселке? Ведь уже в 74-м там был всего лишь магазинчик с одной продавщицей…. Справа показались домики на полузатопленной отмели. Покой! Но стены изб покосились. Мертво смотрели глаза выбитых окошек. Никто не вышел нам на встречу. Куда же подевалась продавщица? Поной ли это? Но вот верная примета: ниже поселка водопад. Хилые струи вяло подали со скалы, достигая реки радужной пылью. Где - то должна быть погранзастава….
- Дома на левом! - Доложил штурман. - Не Корабельное ли это? Неверно, туда перенесли поселок…. Па левом берегу, над плоской галечной отмелью, поднималась черная стена высоченного откоса. Вверху виднелись крыши домов, торчали ветки антенн….
Причалили. На разведку пошли - я, Лапин и Егоров. Остальные стали разбирать лодки, паковать рюкзаки. На откос взбирались по шаткой нескончаемой лестнице. Многодневное сидение в байдарке сказалось: сердце гулко билось. В горле пересохло. Ноги дрожали….
Но вот и ровный простор тундры. Двухскатные длинные дома - бараки. Антенное поле. Солдаты. Черные погоны с эмблемами связистов. Высокий солдат с нашивками старшины подошел. Спросил. Не удивился, услышав ответ. Он уже знал, что в Корабельное прибудет экспедиция из Москвы. Как - никак, а их спецрота связи прослушивает все радиопереговоры на побережье. Мы пошли за старшиной. Поднялись на второй этаж дома начсостава. В просторной квартире нас поджидал старший лейтенант. Это был замполит роты Плаксин, Александр Павлович.
-Бумаги посмотрим потом. Где же ваши люди, багаж? Внизу? - Замполит приказал старшине выделить солдат. Пока к дому начсостава подносили упакованные лодки и рюкзаки, я с Плаксиным двинулся к почте. Над низеньким черным домиком торчала антенна. На стене висел почтовый ящик. «Почта» - гласила вывеска.
-Софья Петровна, - Пробасил Плаксин. – Вот они, москвичи! Живы - здоровы. Знакомьтесь….Начальник почты - женщина средних лет, с копной каштановых волос и зорким взглядом - усадила нас за шаткий столик, на котором стояли телефоны, и высилась стопка писем и телеграмм.
- Да, я в курсе. 3автра вы должны вылетать в Апатиты…. Но я не уверена, что самолет будет. Пожары лесные… Сильный ветер с Белого моря…. Будете сами звонить в аэропорт?
В квартире, предоставленной нам, было шумно. Плаксин стоял среди снующих туристов. Широкое лицо его светилось: конец скуке! Будет с кем поговорить, посидеть за чаркой. Ведь ребята из самой Москвы! Стемнело. Над дощатым потолком засветилась мутным светом лампочка без абажура. Замполит торжественно указал на нее. По его приказу дали свет! А ведь движок работает лишь для аппаратуры….
Готовить обед пришлось на улице, на костре. В квартире отсутствующего комроты электроплита не работала. И не было воды. Из туалета тянуло смрадом. В унитазе громоздились конусы кала….
3а столиком едва уместились. Замполит принес «кольцо» - большую соленую семгу бутылку «Шампанского». Иного в местном магазине спиртного нет. И это лишь для командования роты и гражданских. «Дело в том, москвичи, - пояснял Плаксин. - У нас сухой закон! Мы - на переднем крае Державы…. Солдаты пытались варить бражку из ягод. Во время дежурства на кухне воровали дрожжи. Пришлось мне самому присутствовать при выпечке хлеба…».
И замполит рассказал, как неделю назад пекари с двумя сержантами тайком наварили браги. А потом охмелевшие сержанты подняли по тревоге роту. И перед строем расстреляли двух командиров отделений, которые пытались помешать пьянке….
Комроты и Плаксин были на трассе - исправляли повреждение линии. И, когда вернулись в часть, то прокуроры были даа-ллеекоо! Ушли с оружием в тундру…. Пришлось доложить «наверх». Прибыла комиссия из Мурманска. Следствие. Придирки. Не оформлен красный уголок. Слабя политработа…. И прочее…. Придирались даже к фотографиям в альбоме замполита. Ах! Вы на лосей охотитесь! Ах! Вы семгу в нерест ловите!... Комроты увезли в Мурманск. А его, Плаксина, очевидно, переведут в еще более захолустное место….
Сумрачно прошла наша первая встреча. Сумрачно было у нас на душе. Не застрянем ли мы надолго в этом затерянном гарнизоне? Чтобы как - то увести разговор в другую, светлую сторону, мы стали рассказывать о нашем путешествии, о Москве. А я вспомнил свою службу на таком же заброшенном поселке в Забайкалье. В укрепрайоне на границе с Маньчжурией, где притаилась Квантунская армия японцев в том, далеком,44-ом году….
“Шампанское” осталось нетронутым. Сёмгу оставили до нашего отлета….
Самолета не было. Мы в тоске бродили по поселку. Почерневшие дома грустили вместе с нами и унылым простором тундры. Ветер с Белого моря навевал отчаянье. Плаксин, как мог, старался приободрить нас. Устроил встречу с солдатами в Красном уголке. Водил в аппаратную, на пекарню, в столовую. Вместе с завпочтой, добивался скорейшего вылета самолета…. Начпочты, Софья Петровна Демакова, на свой страх и риск, соединяла меня со всеми, кто мог нам помочь. Даже с Москвой! «Какие с вас деньги?! – Сокрушалась добрая женщина. – Ведь вы казенные люди! Не бродяги…».
Сама она попала в эту «дыру» по злой шутке Судьбы родилась в вологодской деревне, в 28-м году. Большое село. Отец - начальник почты. Погиб на фронте, в 42-м. Мать умерла через два рода. Брата забрали в детдом. Её направили на торфоразработки. На Волховстрой. Потом стала санитаркой в больнице…. Был муж. Бросил ее, укатил на Север, за длинным рублем…. Маялась, маялась, обносилась, отощала на копеечной зарплате. И решила уехать из опостылевших мест…. Нашла работу здесь, на Кольском. На почте в Ловозере. Не жалела сил, трудилась за комнату. Хвалили, награждали. Ударницей Коммунистического Труда стала. Вот бы завести семью!... Но попросили поработать на новом месте, в Корабельном. Временно! Гарнизон здесь недавно….
Время идет, а в Ловозеро не отзывают. Обман и только! Жизнь проходит в закутке, в одиночестве. Без радостей. Спасаюсь только работой. Ко мне все бегают. Кому надо вызвать помощь. Кому весточку родным подать. И всем помогаю. А мне кто поможет? В квартире комроты шла неспешная жизнь. Перепаковывались. Отсыпались. Выходили в тундру, на аэродром. Глядели, когда утихнет ветер. Тосковали по Москве….
Кончались отпуска. Ранняя северная осень дышала зимой. Походная жизнь, ее опасности, сплотившие нас, казалась прекрасной. Замполит всё это понимал. Предлагал забросить груз военным транспортом в… Ловозеро, на базу роты. А людей по – одному, по – двое попутными рейсами туда же… Но эти попытки напоминали желание поджечь море спичкой….
В один из смутных вечеров Плаксин всё же решился распечатать «Шампанское». Сдвинули кружки с пенистым вином. Стало на душе светлее. Замполит, оказалось, на гражданке имея спортивный разряд по штанге. И вот, после нескольких бодрых тостов Плаксин решил показать нам свою силу. Из всех нас он выбрал долговязого Васю Лобанова. Застегнул на его тонкой талии свой кожаный ремень, попросил Васю расслабиться. Ухватил Лобанова, обмякшего, как вареная сосиска, за ремень. И легко поднял его к потолку, загородив тусклую лампочку…. Вася блаженно висел на мощной руке пограничника. С носа Васи, как всегда, капала чистая сопля….
Потом Плаксин рассказывал о себе. О том как его, жителя щедрой Украины, Судьба занесла сюда, в эти безрадостные края. О том, что он пишет стихи, собирает материал для повести в духе «Поединка» Куприна…. «Замполит пишет стихи? - Подумал я. – Проверим! Пусть Александр Павлович тут же напишет экспромт на меня. А я - о нем…. За столом стало весело. Мои ребята стали предлагать Плаксину темы. Но он возражал: «Разве Пушкин писал сразу начисто? Какие у него исчерканные рукописи! И все же пограничник - стихотворец попробовал. Мы ждали. Скомкав несколько листков из моего блокнота, Плаксин поднял руки: «Сдаюсь! Это не моя весовая категория!» Я вынул ручку. Посмотрел на круглое, мальчишеское лицо ПОЭТА, на его грузную, совсем не офицерскую фигуру, и набросал:
Шевченко был в изгнании солдатом.
Отечеству пером, приравненным к штыку, служили.
И вольнодумцами среди царей прослыли.
А горе заливали водкой, крыли матом.
На Плаксине мундир российский, не чужой.
И на погонах отблеск славы прошлых лет.
По виду - парень он простой. Но ходит он в шинели той,
которую воспел сам «Мертвых душ» создатель и поет.
Но Саша «Поединок» хочет написать.
Вступил с Судьбою в поединок.
Ведь силу мышц ему не занимать.
И есть за чем и наблюдать среди пустыни - без деревьев и травинок.
Так сдвинем кружки, как гусары!
Под ветра северного вой.
Не спят у Плаксина радары.
Не спит бушующий Поной.
Наш новый тост:
«За Плаксина и Куприна!»
Закусим сёмгой. И не надо нам сардинок!
«За Плаксина. За «Кольский поединок».
Замполит замер с кружкой в руке. Взял мой экспромт. Перечитал. Ошеломленно покачал головой. И пробасил: «Чудо! Чудо!» Застолье продолжалось. Плаксин, сохраняя «лицо творческого человека», давал «материал» для моего будущего очерка. «Поселок Поной известен еще со времен Петра Первого. Сюда бежали из России старообрядцы. В наше время в узком горле Белого моря, тут, за погранзаставой, была морская батарея. Защищала проход. После предательства Пеньковского, продавшего секреты обороны Северного побережья, батарею демонтировали. Зачем!
Вы в 74-м проезжали Ревду, что севернее Ловозера? Так вот. Там был мощный, модерный наблюдательный комплекс. И опять - демонтаж: продал Пеньковский!»
Плаксин ушел, просветленный. На пороге, не удержался, продекларировал:
Не бывает нигде одинок!
Все приняли эти строки за экспромт замполита. За его реванш.
Но это были стихи Веры Инбер….
И наступил долгожданный день! Солнечно. Безветренно. Обещали самолет! В нетерпеливом ожидании стоим на аэродроме. Это – выровненная площадка на осушенном болоте. Прикатил на Уазике Плаксин. Пожал всем руки. Стал ожидать вместе с нами. Разговоры не клеились: мы были уже «на том берегу». И так, молча погрузились в самолет, еще не веря в чудо….
Внизу махал Фуражкой будущий автор «Кольского поединка». Ставший нам близким сын ридной Украины, заброшенный вихрем Судьбы на край Державы….
И верилось, что он в этот миг расставания шептал полюбившиеся ему строки Веры Инбер: «Человек с гордым словом «Москва» не бывает нигде одинок».
Комментарии
Отправить комментарий